ни с состоянием здоровья. В результате у некоторых людей, главным образом пожилых, страдающих повышенным кровяным давлением, произошли кровоизлияния в мозг с последующим параличом конечностей и отнятием речи. Невежественные «наставники» дают неправильные, вредные рекомендации, сами черпая свои «знания» из весьма сомнительных, перепечатанных на машинке источников, которые содержат многочисленные ошибки и описки [451].
Широкое распространение нелегального самодеятельного преподавания кажется очень типичным для начинающихся «длинных семидесятых». В 1971 году Брежнев объявляет о вступлении СССР в период развитого социализма, который может длиться сколь угодно долго, что по сути, означает отказ КПСС от обещаний, озвученных десятью годами раньше Хрущёвым («нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме») [452]. И если шестидесятые годы были временем энтузиастов (поднимавших целину, запускавших Спутник, строивших Братскую ГЭС и т. д.), то семидесятые становятся временем прагматиков, все чаще отказывающихся верить в утопический проект коммунизма. Именно в это время уникальная комбинация факторов, включавшая в себя 1) отсутствие исторических потрясений, 2) обилие свободного времени и 3) запрет на занятия политикой и предпринимательством, приводит к тому, что чуть ли не основной практикой советского человека оказывается потребление: люди обустраивают квартиры, «достают» одежду и обувь, стоят в очередях за мебелью, мечтают о бытовой технике, собирают книги, фарфор, хрусталь и т. д. «“Зрелый социализм” оказался успешен не столько в создании зрелых социалистов, сколько в создании зрелых потребителей, породив новую культуру консюмеризма в Советском Союзе», – пишет Наталья Чернышова [453]; консюмеризм, разумеется, распространялся не только на предметы быта – не менее активно потреблялись в семидесятые годы культура, литература и искусство (все то, что в СССР иронично называли «духовкой»). При этом, хотя пропаганда потребления была одной из любимых тем самого Брежнева, плановая экономика зачастую не успевала удовлетворять растущие запросы советских граждан – и поиск новых товаров и услуг начинал смыкаться с расширяющимися сетями блата, с черным рынком и теневой экономикой. А феномен самозваных целителей показывает, что еще одним крайне востребованным потребительским товаром становится в эпоху развитого социализма человеческое здоровье. «Мода на здоровье? Да!» – торжественно пишет в 1971 году «Литературная газета» [454].
Потребление здоровья связано, прежде всего, с поиском и использованием различных веществ, сулящих исцеление от болезней или общее укрепление организма.
Номенклатура таких «невероятных» веществ чрезвычайно богата.
Это может быть кислое молоко (предотвращающее «гнилостные процессы» в кишечнике), описанное в дореволюционных «Этюдах оптимизма» Ильи Мечникова [455]; это может быть сода (смягчающая стенки эритроцитов), которую активно пропагандировала в начале пятидесятых биолог Ольга Лепешинская [456]; это может быть скипидар (улучшающий состояние капилляров), ванны с которым рекомендовал принимать врач Абрам Залманов [457]; это может быть чайный гриб, обсуждаемый на страницах научно-популярных журналов («настой гриба (особенно семи, восьмисуточный) содержит противомикробные вещества, возможно, антибиотической природы; гриб способен также в какой-то степени задерживать развитие нескольких видов болезнетворных микробов: стрептококков, дизентерийных палочек и других» [458]); это может быть подсолнечное масло, практика «сосания» которого почему-то приписывается все тем же «индийским йогам» («А в одном анонимном “пособии” по Хатха-йоге рекомендовалось ежедневно брать в рот подсолнечное масло и держать его во рту до тех пор, пока оно не загустеет. Затем советовали его выплевывать. Подобная “процедура” дает якобы избавление от всех существующих на земле болезней», – возмущенно отмечал Анатолий Зубков [459]).
Но, вероятно, самой респектабельной панацеей считается в СССР аскорбиновая кислота, спрос на которую возникает после перевода в 1974 году на русский язык книги «Витамин C и здоровье», написанной известным химиком, нобелевским лауреатом Лайнусом Полингом [460]. Указания Полинга на то, что подавляющее большинство животных умеют синтезировать аскорбиновую кислоту в клетках печени и почек и только человек на это не способен (а потому должен получать витамин C извне – не в качестве средства против болезни, но в качестве вещества, изначально необходимого организму), представляются вполне убедительными целому ряду специалистов; идеи Полинга о том, что надо заниматься не лечением болезней, но общим укреплением здоровья, и что, употребляя витамин C, простуду на планете можно будет искоренить полностью, как это было сделано ранее с оспой, вдохновляют многих советских читателей [461] – в семидесятые поедание «аскорбинки» становится самым обычным делом.
Гораздо более таинственным (хотя ничуть не менее модным) кажется в эти же годы легендарное мумиё – смолистая субстанция неясного происхождения, собираемая на склонах среднеазиатских гор. Про мумиё писал еще Ибн-Сина, однако в СССР странным веществом заинтересовались только в шестидесятые годы – и одним из первых советских ученых, размышлявших о природе мумиё, был исследователь снежного человека Борис Поршнев. В 1963 году, в книге «Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах», Поршнев среди прочего задумывался о «фармацевтическом аспекте проблемы реликтового гоминоида» [462]. Согласно изысканиям Поршнева, проведшего много времени в экспедициях по Памиру, «“мумиё” получалось путем копчения над огнем покрытого рыжими волосами “хайван аквана” (снежного человека)» [463], но за долгие столетия рецепт был утерян, и теперь найти настоящее мумиё не легче, чем самого «снежного человека»: «Четвертым этапом в истории “мумиё” можно считать современное положение, наблюдаемое в республиках Средней Азии, когда распространяются заменители “чистого мумиё”, уже не связанные с добыванием его из жира “дикого человека”. Магическая сила остается лишь за названием: многие пожилые таджики, узбеки и др. еще готовы подчас прибегнуть к спасительному лекарству под этим именем, проданному им знахарями» [464]. Двумя годами позже про мумиё начинают писать научно-популярные журналы, и обсуждение загадки выходит на новый уровень: выясняется, что химический состав мумиё исследован учеными во главе с академиком АН Таджикской ССР Константином Порошиным, что в мумиё обнаружены железо, марганец, кальций, алюминий и бериллий, что катализатором образования мумиё в горах могут быть бактерии или грибы, переносимые пищухами, и т. д. [465] Одна за другой появляются альтернативные версии, согласно которым мумиё – это особая разновидность нефти, природный битум, застывший сок тутовника, остатки лишайников или «ископаемый мед с примесью пчелиного яда» [466].
Где-то с начала семидесятых внимание публики смещается с тайны происхождения мумиё на эффективность этого вещества при лечении болезней; муссируются слухи, что именно мумиё помогло Валерию Брумелю быстро восстановиться от полученных травм («Сейчас трудно сказать, какая судьба ожидала бы прославленного спортсмена, не окажись в руках врачей этот мощный стимулятор сращивания костей. Судите сами: если обычно сломанная плечевая кость у взрослого человека срастается за 75–90 дней (а это один из самых легких случаев перелома), то под действием мумиё это происходит в среднем уже через 50 дней» [467]), утверждается, что, помимо сращивания переломов, мумиё помогает
